Таким образом, тезис о теоретической нагруженности факта, доведенный до предела, неминуемо должен был привести к абсурдным выводам. Эта опасность была замечена быстро. Например, в 60-70-е гг. XX в. в философии науки развивалось течение научного реализма (тот же У. Селларс, а также X. Патнэм, Дж. Смарт и др.). Оно пыталось противостоять иррационалистической трактовке науки, защищая ту точку зрения, что наука все же опирается на нечто реальное (однако реализация программы научного реализма оказалась не очень удачной). В чем же состоит удовлетворительное решение этой проблемы? Следует заметить, что окончательного решения не существует и до настоящего времени. Но в целом острота этой темы несколько снизилась. Сейчас все же преобладает понимание того, что в любом случае не стоит делать крайних выводов из тезисов о теоретической нагруженности эмпирического базиса. Из того что научный факт обретает свой статус только внутри теоретического контекста, не следует, что из-за этого якобы оказываются скомпрометированными его познавательная ценность и эмпирические свойства.
Действительно, факт рождается в ходе научного познания весьма сложным образом; он сразу же вводится в замысловатую, порой головоломную игру теоретических уровней и позиций. Он многократно оценивается и интерпретируется, получая новые смыслы и формулировки, и в процессе этого учеными достигается все более полное его понимание, но все это означает, что факт реально включился в ход научного познания, который сам по себе достаточно сложен и заранее не предсказуем. (Что, впрочем, и делает науку столь интересным занятием.) Те же, кто отрицает на основании этой сложности существование объективного опытного базиса вообще, просто хотели бы идти по легкому пути. Но такая позиция — это следствие упрощенного взгляда на науку. Сторонникам этой точки зрения хотелось бы видеть науку некоей алгоритмизированной интеллектуальной работой. Можно также сказать, что это вывернутый наизнанку неопозитивизм. Поскольку нет абсолютного внетеоретического базиса, то нет и опытного базиса вообще. Этот вывод на самом деле является логической ошибкой, которая называется преувеличенной альтернативой. Да, научный факт принципиально соотнесен с теоретическим контекстом, но именно это и дает ему возможность быть достоверным, научно значимым знанием. В целом проблема научного факта — это одна из конкретизаций сквозной темы эмпирической и теоретической составляющих научного познания (§ 1.4). Затруднения, которые вызывала и вызывает настоящая проблема, связаны с особым местоположением факта в структуре научного знания. Итак, научный факт занимает пограничное эмпирико-теоретическое положение: он одновременно является и представителем самой реальности, и частью теоретической системы. Образно выражаясь, именно это «двойное гражданство» научного факта, т.е. сочетание его самостоятельности (позволяющей ему быть твердой почвой для науки) и соотнесенности с теоретическими системами, и является основным источником драматизма этой философско-методологической проблемы.