Предпринимались попытки все же найти такую форму. Здесь следует указать прежде всего на предложение Поппера считать адекватной формой т.н. сингулярные (или частные) утверждения, относящиеся к конкретным событиям в конкретной пространственно-временной области, например «К данной нити приложен вес в 2 фунта». Действительно, на практике именно с утверждениями такого вида чаще всего и связано функционирование фактов (преимущественно в естественно-научных теориях). Однако, как отмечалось критиками, эта форма не дает четкого логического критерия фактичности по многим причинам (любое сингулярное утверждение можно уточнять до бесконечности, и в нем всегда останутся универсальные термины). Выступает ли данное утверждение в роли факта, всегда зависит от содержательных обстоятельств. Поэтому фактуальные предложения (или предложения, которым приписан фактуальный статус) весьма разнообразны по своей форме; факты, как уже отмечалось выше, могут интерпретироваться на разных теоретических уровнях; при сравнении друг с другом могут быть указаны факты более конкретные и более абстрактные, более частные и более обобщенные и т.п. Отметим также, что применяется и репрезентация фактов, вообще не использующая форму высказывания {непропозициональная), например графическая (график, диаграмма, геометрический чертеж), формульная (скажем, структурная химическая формула). Только конкретный контекст научного рассуждения определяет, что в данном случае будет рассматриваться как факт. Итак, мы вновь приходим к выводу, что научный факт обретает свой статус только внутри концептуальной системы. Понимание этого суммировано в следующем выразительном тезисе.
Это положение представляет собой в некотором роде обобщение тезиса о теоретической нагруженности наблюдения (см. § 2.3). Напомним, что там речь шла о зависимости содержания наблюдения от предшествующих ему теоретических предпосылок и установок наблюдателя, которые и задают смысл эмпирическому материалу. Теперь же вопрос связан со статусом научного факта вообще. Тезис возник в постпозитивистской философии науки как реакция на неопозитивистскую программу поиска абсолютного эмпирического базиса познания. Критиками этой программы было показано, что нейтрального опыта вообще не существует. Так, например, У. Куайн отмечает, что даже истины, формулируемые в языке здравого смысла, — это тоже в некотором роде достаточно сильные утверждения, превосходящие горизонт непосредственных впечатлений, и мы вводим в повседневном опыте допущения о существовании обычных вещей окружающего мира точно так же, как, скажем, физик вводит допущения о существовании ненаблюдаемых объектов1. Среди ярких критиков неопозитивистской концепции следует также назвать американского философа У. Селларса, развенчавшего миф о данном. Согласно У. Селларсу представление о первичных данных ощущений является фикцией; на самом деле всякое непосредственно данное имеет сложную природу, связанную с самой способностью понимать язык, и становится собственно фактом лишь в рамках определенного концептуального каркаса. Это касается и научных теорий, и повседневного опыта2.